«У Рютте очень специфическая позиция в НАТО, поскольку, с одной стороны, конечно, он должен ориентироваться на европейских политиков, в том числе на европейских министров обороны, которые очень часто выступают с крайне радикальных позиций, непримиримых позиций в отношении России и придерживаются старого нарратива о необходимости нанесения России стратегического поражения. С другой стороны Рютте, конечно, должен не забывать о том, что все-таки НАТО — организация иерархическая, что главные решения так или иначе принимаются в Вашингтоне, по крайней мере, Вашингтон может заблокировать любые инициативы, которые не соответствуют политике США на данный момент, поэтому так или иначе он должен учитывать те настроения, которые существуют в Белом доме. И находясь между Европой и Америкой, он вынужден иногда проявлять непоследовательность и, возможно, какие-то его высказывания не всегда соответствуют настроениям в штаб-квартире альянса. По всей видимости, все будет зависеть от того, в какую сторону будет разворачиваться американская политика как главного участника Североатлантического альянса, как главного его донора, наверное, Рютте будет идти на шаг или полшага впереди многих других европейских политических деятелей, ориентируясь на то, в каком направлении будут дуть ветра из Вашингтона. Сейчас будет интересно посмотреть, насколько это высказывание Рютте повлечет за собой коррекцию риторики других европейских политиков, поскольку, по всей видимости, он исходит из того, что и их нарратив постепенно начнет меняться, но при этом все-таки ничего такого особенно радикального он не сказал. Идея о том, что какие-то отношения с Россией должны быть восстановлены после завершения конфликта присутствует в европейском дискурсе, просто он сказал об этом без тех оговорок, которые обычно используют многие европейцы, особенно если мы говорим о странах Балтии, о Польше, о скандинавских государствах».

«Естественно, что Россия против миротворцев из стран НАТО, странно было бы, если бы Россия эту идею поддержала. Но здесь, наверное, надо начинать с того, кто будет организовывать такую миротворческую миссию. Классический вариант заключается в том, что такую миссию организует Организация Объединенных Наций, департамент по миротворческим операциям. Обычно, по крайней мере, если судить по имеющейся практике, там участвуют главным образом миротворцы из стран Глобального Юга, то есть там много подразделений из, скажем, Южной Азии, кое-кто из Африки, и так далее. И соответственно, департамент подотчетен Совету безопасности, то есть Россия может здесь всегда скорректировать то решение, которое готовит департамент, в частности, отклонить участие миротворцев из каких-то стран, которые России кажутся недружественными. Другой вариант заключается в том, что миротворцы направляются по мандату какой-то другой международной организации, скажем, миротворцы отправляются по мандату Европейского союза. Понятно, что здесь уровень легитимности существенно ниже, ну и потом возникает большой вопрос, насколько Европейский союз способен организовать такую миротворческую миссию, поскольку речь идет, по всей видимости, о довольно значительных контингентах. Возможен вариант, когда принимается решение, скажем, какой-то встречи стран БРИКС, тогда, соответственно, миротворцы подбираются из контингентов этих стран. Но понятно, что здесь необходим какой-то компромисс, поскольку, если миротворцы будут направляться на территорию Украины, соответственно, согласие принимающей стороны необходимо для того, чтобы эти миротворцы могли успешно действовать — ведь они же не являются оккупационными силами, они являются наблюдателями за выполнением стороной тех или иных условий мирного соглашения. Поэтому, конечно, без какого-то согласия со стороны Украины направить туда контингент миротворцев будет довольно затруднительно. Я думаю, что это будет тяжелый вопрос, и потом, сам мандат, вокруг мандата будет много споров, что должно входить в функции этого контингента — просто наблюдение или какое-то участие в том, что называется не просто Peace-Keeping, но Peace-Building. Это будет, наверное, тоже предметом довольно острых споров».

«И в России, и в Соединенных Штатах хорошо помнят не очень удачный опыт последнего саммита Трампа и Путина. Это лето 2018 года в Хельсинки, когда вроде бы поговорили хорошо, о чем-то даже договорились, но эта встреча, к сожалению, не изменила общей негативной траектории развития двусторонних отношений. Поэтому я думаю, что с обеих сторон будет проявлена осторожность. И если выяснится, что по практическим вопросам точек соприкосновения не находится, тогда и ожидать саммита в ближайшем будущем, наверное, не придется. Если удастся проявить гибкость, какой-то уровень эмпатии, готовности искать консенсус, возможно, такой саммит состоится даже до летних отпусков. Мне кажется, что здесь присутствует асимметрия представлений о степени срочности такой встречи. Трамп, безусловно, заинтересован в том, чтобы саммит состоялся как можно раньше. Ему важно показать, что он принципиально отличается от своих предшественников, прежде всего от Джо Байдена, что он способен очень быстро достигать серьезных внешнеполитических результатов. Он будет, скорее всего, торопить процесс. С российской стороны, как мне кажется, такого ощущения срочности нет. Поэтому в каком-то смысле именно американская сторона должна проявить инициативу и выступить с предложениями, от которых российская сторона не могла бы отказаться».

«Подписание такого рода договоров - дело не очень простое. Необходимо оценить запасы, уточнить условия, подготовить юридические документы. Сама по себе эта процедура занимает определенное время, тем более, что речь идет о нестандартном соглашении. Очевидно, что сейчас руководство Украины пытается найти какие-то подходы к новой администрации США. Здесь явно прослеживается попытка сыграть на том, что Трамп в первую очередь стремится защищать экономические интересы Соединенных Штатов. Я не думаю, что эта сделка может быть оформлена быстро даже после прихода Трампа, скорее это будет морковка для администрации Трампа, которую Зеленский попытается использовать, чтобы вытянуть из этой администрации максимальные уступки по другим вопросам, прежде всего, по вопросам сохранения или даже наращивания военной поддержки Киеву. Насколько это получится, сказать трудно. Но есть сомнения относительно возможности такой сделки. Я допускаю, что сейчас она проработана только на уровне самых общих заявлений, вряд ли существует уже какой-то бизнес-план, который можно было бы предъявить и обговорить с командой Трампа. Возможно, это и попытка заинтересовать Трампа в сохранении максимальной территории Украины под контролем Киева. Главные запасы отдельных видов минерального сырья находятся на востоке Украины, эти территории могут быть потеряны в ближайшем будущем. Это, возможное обоснование. Такие проекты должны быть рассчитаны на долгое время, и не факт, что это время есть в распоряжении нынешнего киевского руководства. Очевидно, что в полном объеме сохранить байденовскую политику невозможно и что это дополнительный аргумент для возможного торга с администрацией Трампа».

«Действительно, уходящая администрация старается использовать любую возможность, чтобы создать некий задел, некий запас прочности с учетом тех факторов неопределенности, которые существуют в отношении входящей администрации Дональда Трампа. Очевидно, что контроль над американской помощью будет ужесточен, эта помощь будет носить более фиктивный характер. Ну и также ясно, что Трамп будет стремиться переложить значительную часть бремени поддержки Украины на европейских союзников США по НАТО. А вот в каких объемах сохранится американская помощь и какова будет структура этой помощи, здесь вопрос пока что открытый. Я думаю, что, вероятно, даже члены команды Трампа не знают ответа на этот вопрос, поскольку очень многое будет зависеть от того, как будет сформулировано окончательное предложение по прекращению конфликта, как на эти предложения отреагируют в Киеве и в Москве, как будет складываться ситуация по линии боевого соприкосновения».