(Не) можем повторить: будет ли в России массовая национализация? Комментарий Семена Новопрудского
История со стремительной национализацией ряда российских компаний этим летом, особенно после возвращения в госсобственность аэропорта «Домодедово», задает новый экономический тренд. Даже представители государства теперь говорят не о новых программах приватизации, а о том, возвращать ли компании или даже целые отрасли экономики в государственную собственность
Читать на полной версииНационализация становится в России новым трендом: это стало понятно, в частности, из недавнего диалога министра финансов Антона Силуанова в Госдуме. Депутаты спросили министра на фоне последних событий, не пора ли государству национализировать золотодобывающую отрасль целиком.
«По золоту был вопрос — частные компании платят ли налоги, не надо ли национализировать... Думаю, что не надо национализировать, все-таки частный бизнес. Но он должен быть под контролем», — сказал Силуанов, напомнив, что для обеспечения полноты выполнения налоговых, социальных обязательств, повышения прозрачности работы компаний была введена электронная система контроля за операциями золотодобытчиков. Но понятно, что не Минфин в России принимает решения о передаче государству компаний частного бизнеса.
Вопрос о национализации аэропорта «Домодедово», случившейся в середине июня, и вовсе пришлось комментировать самому президенту России, причем прямо на Петербургском международном экономическом форуме. По словам Владимира Путина, конфискация аэропорта «Домодедово» в государственную собственность не имеет ничего общего с национализацией (эта история, в отличие от некоторых других, не была сиюминутной, она длилась много лет). «Национализация — это процесс, который прописан в законе, мы этот закон, эти нормы не применяем», — сказал тогда президент. Он отметил, что в ходе приватизации было допущено много несправедливости: это были не лучшие решения, но «еще худшим решением будет это все сейчас начать забирать».
Тогда же Путин заявил, что нужно раз и навсегда «выработать нормативную базу по срокам давности всех событий подобного рода».
Вот тут-то и кроется главная проблема: когда нашему государству очень нужно, оно легко может принять закон в считаные дни во всех необходимых чтениях, практически моментально пропустив его через все инстанции. Но будет ли так быстро выработана правовая база национализации, которая четко расставит акценты, какие компании могут быть возвращены государству, а какие — становятся юридически неприкосновенными и государство может получить в них контроль, только купив, а не отняв у законного владельца.
Естественно, бизнес начинает чувствовать себя неуверенно, когда буквально за восемь-десять дней по иску Генпрокуратуры можно национализировать компанию, у которой был один главный владелец больше четверти века. Причем даже есть формальный предлог: по закону нельзя совмещать госслужбу или депутатство с частным бизнесом. Однако когда это происходит 25 лет, всем известно и никого не волнует, а потом вдруг происходит стремительная национализация, она вызывает вопросы.
Переписывать бизнес на номинальных владельцев или членов семьи российские чиновники и депутаты разных уровней научились давно, но гарантии неприкосновенности частной собственности с учетом того, что она в постсоветской России все-таки существует уже три десятка лет, нуждаются в подкреплении официально установленным законом сроком давности по приватизационным сделкам и частному владению бизнесом. После истечения такого срока отъем частной собственности должен быть запрещен, за исключением случая банкротства компании.
Возможно, пришла пора определить четкие временные границы разработки законодательства в сфере национализации, чтобы не подвешивать ситуацию, создавая дополнительный фактор неопределенности для бизнеса. Но дополнительная проблема в том, что уголовное дело на владельца бизнеса с целью отъема или передела собственности до сих остается в России обычной практикой.
При этом нет ни гарантий защиты частной собственности, ни гарантий защиты интересов миноритарных инвесторов, когда речь идет о публичных компаниях. Потому что у таких внезапно национализированных компаний могут быть сотни тысяч инвесторов, значительная доля акций в свободном обращении, выпуски облигаций, которые желательно погашать в срок. Государство в случае национализации должно исполнять эти обязательства. Если бывший владелец и проштрафился, то покупатели акций и облигаций точно ни в чем не виноваты.
У России в ХХ веке был долгий, растянувшийся почти на три четверти столетия, опыт жизни со стопроцентно государственной собственностью. Удачным с экономической точки зрения его точно не назовешь, и такое лучше не повторять. При этом точечная национализация, с одной стороны, должна быть большой редкостью, исключением из правил, с другой, передавать частные активы в доход в государства важно только по прозрачным и понятным правилам, которые в России еще предстоит создать.