Ректор РЭУ имени Плеханова Виктор Гришин и мэр Москвы Сергей Собянин на торжественном открытии после реставрации учебного корпуса, 30 августа 2016 года. Артем Геодакян/ТАСС
Ко всем этим новым словам — бакалавриат, магистратура — мы, люди чуть более взрослые, постепенно привыкаем. К ЕГЭ все уже с трудом, но привыкли. Поэтому вам вопрос: как вы сейчас оцениваете эту форму приема абитуриентов, дошла ли она до какого-то приемлемого уровня? Сначала было много, видимо, заслуженной критики, в том числе потому что качество проведения ЕГЭ в разных регионах было весьма разное. Дайте оценку.
Виктор Гришин: Я всегда воспринимал ЕГЭ более положительно, чем отрицательно. Любой экзамен страдает определенными недостатками. Я понимаю, что по литературе, по русскому языку надо уметь и писать, и читать, и излагать без ошибок, правильно переводить свои мысли на бумагу. Да, у нас были здесь определенные издержки, но был бы устный экзамен. Когда мне говорят, что детей натаскивают на ЕГЭ — может быть, но ведь это ошибка учителя, что он натаскивает на ЕГЭ.
На любой экзамен натаскивают.
Виктор Гришин: Да. И когда мы поступали, учили билеты и брали те же учебники Выготского, Лаврова, еще чьи-то, задачи смотрели и решали, таким же образом шли. Для меня ЕГЭ — это все-таки чистота с точки зрения приема, когда выстраивается достаточно четкая вертикаль: кто выше, тот проходит на бюджет, кто ниже — на внебюджет или в другой институт. Думаю, что ЕГЭ надо совершенствовать, не бегом все строится. Да, где-то надо вводить устные экзамены. Если это касается культуры или особо креативных специальностей, можно вводить дополнительные экзамены, проверять ребенка еще на какие-то моменты. Но для меня легче и чище выстраивать эту вертикаль, когда ребята и из Москвы, и из Владивостока могут подать документы в электронной форме, узнать, поступил или не поступил, и приехать. И потом, это отсутствие экзаменов в вузе. Ведь для нас это тоже было непросто. Каждый вуз формирует собственную приемную программу, билеты. Поэтому, мне кажется, сейчас и для ребят, и для родителей предпочтительнее, чтобы был ЕГЭ, и для нас тоже.
Кто лучше учится: «бюджетники» или те, кто за свои деньги?
Виктор Гришин: Конечно, «бюджетники».
Это все-таки объективный показатель?
Виктор Гришин: Объективный показатель: мы отчисляем достаточно большое количество «внебюджетников», особенно после первого курса.
Вам не жалко их отчислять? Это же ваш доход. Или эти места заполняются?
Виктор Гришин: Даже если они не заполняются, бренд дороже денег. Если мы потеряем бренд вуза, который дает хорошее образование, а не продает диплом в рассрочку...
Пусть он учится, а диплом не получит.
Виктор Гришин: Так не бывает.
А кто ему гарантирует? Ему дают возможность учиться за его деньги.
Виктор Гришин: Если ребенок не хочет учиться, пришел, заплатил деньги и считает, что ему надо выдать диплом, это неправильно. Пусть лучше он уйдет.
Он сам уйдет, если поймет, что диплом не получит.
Виктор Гришин: Мы ему поможем или сам уйдет — значения не имеет. Пусть сходит в армию, немножко повзрослеет и поймет, что вообще-то везде надо работать, а не пользоваться заслугами родителей, их деньгами и так далее. В прошлом году мы отчислили больше 300 «платников» и человек 20 «бюджетников». Но и среди «платников» тоже есть ребята, которые ценят деньги: у нас очень большой конкурс на высвободившиеся места. Условно говоря, если 20 мест освободились, у нас есть правило, по которому мы переводим с платного на «бюджет», ребенок должен три семестра отучиться на четыре-пять. Многие из них отслеживают все это и смотрят, как перейти на «бюджет». Для нас это тоже отрадно: чувствуется, что ребенок жалеет своих родителей и сам понимает, что надо переходить на «бюджет». Хотя с точки зрения преподавания у нас все перемешано, «платники» и «бюджетники» в одни группах, и нет такого, чтобы где-то было написано: вот это «бюджетник», а это «платник».
А сама экономика вуза сейчас в каком состоянии? Грубо говоря, бюджет платит за обучение тех, кто смог пройти по конкурсу, люди платят. А с другой стороны, надо нанимать преподавателей.
Виктор Гришин: Мы считаем, что мы не самый бедный вуз. Хотя мы не являемся ведущим или топовым вузом, в программе 5top100 (проект повышения конкурентоспособности ведущих российских университетов среди ведущих мировых научно-образовательных центров — Business FM) нас нет, там есть 21 или 24 вуза, которые получают дополнительные средства, есть ведущие вузы, которые получают тоже дополнительные средства, федеральные вузы. Мы с этой точки зрения по классификации министерства обычный вуз. Но я не хочу сказать, что мы бедствуем. Средняя зарплата преподавателей на сегодняшний день — почти 97 тысяч. Я пришел в 2008 году, на 1 января 2008 года средняя зарплата преподавателя была 17 тысяч.
Благодаря чему такие перемены — именно государственному финансированию или налаженной платной составляющей?
Виктор Гришин: Мы на сегодняшний день одну треть своего бюджета получаем от государства, а две трети бюджета зарабатываем сами.
То есть платежеспособный спрос все-таки в большей степени обеспечивает нормальную экономику вузов и привлечение преподавателей?
Виктор Гришин: Да.
В 1990-е — в начале нулевых качество образования не спасало бы, потому что не было платежеспособного спроса.
Виктор Гришин: Помимо всего прочего мы не стали зарабатывать больше денег, чем раньше. Но должна быть и соответствующая дисциплина, и ответственность в том числе руководства за правильное использование финансовых ресурсов. Я считаю, что мы сегодня эффективны еще и потому, что, во-первых, все заинтересованы, у нас соответствующая система стимулирования, чтобы привлечь дополнительные средства в университет в виде научных денег, в виде дополнительного образования.
На Западе есть распространенная форма, особенно в университетах с большой историей: выпускники — а у вас очень много, мало сказать, состоятельных выпускников, но очень успешных людей — создают фонд, чтобы как-то поддерживать студентов, которые идут вслед за ними. У вас такой идеи, практики пока не возникало?
Виктор Гришин: Пока нет. Во-первых, все-таки современное поколение предпринимателей меньше заинтересовано в развитии образования, все надеются на государство, что оно поддержит. Я считаю, что со временем мысль только о том, чтобы накопить деньги и вкладывать их в наиболее прибыльные операции, тоже пройдет. Сейчас мы постоянно говорим о социальной направленности бизнеса. Я думаю, это мнение создаст более благоприятную тенденцию к накоплению эндаумент-фонда. Но есть и другая сторона. Сейчас попечительский совет, которым руководит Сергей Чемезов, дает определенные деньги, но в связи с достаточно стремительной инфляцией, я считаю, лучше эти деньги вкладывать сегодня в оборудование, софт, здание.
Как раз четвертый исторический корпус, вы на него показывали.
Виктор Гришин: Четвертый, первый — мы весь кампус отреставрировали, отремонтировали, можно зайти в общежитие, все у нас очень здорово. И я считаю, что это не обесценивается. Вот когда мы победим инфляцию, когда деньги, которые будут в эндаументе, будут нести соответствующие прибыли, а не убыток — ведь западные вузы живут не на само тело эндаумента, а на проценты с него — я бы тоже изо всех сил старался создать такой эндаумент-фонд. Но пока таких условий, на мой взгляд, нет.
