Власти считают продажу Банка Москвы на аукционе экзотикой

Продажа Банка Москвы остается одной из самых обсуждаемых тем. ВТБ намерен поэтапно приобрести 100% акций, менеджмент собирается выставить свою долю на аукцион. Торги неуместны, считает Андрей Шаронов, заммэра Москвы по вопросам экономической политики

ВТБ говорит о покупке Банка Москвы как о деле практически решенном. Во Внешторгбанке не скрывают планов о поэтапной скупке 100% акций этой кредитной организации. На этот актив есть и другие претенденты, которые возмущены отсутствием открытых торгов по продаже доли города в Банке Москвы. В знак протеста против грядущего поглощения Банка Москвы его акционеры, Андрей Бородин и Лев Аллалуев, объявили о готовности выставить на аукцион свой пакет акций — в общей сложности около 40 процентов. О позиции столичных властей в этом вопросе, а также о ревизии заключенных ранее инвестиционных контрактов в интервью Business FM рассказал заместитель мэра Москвы по вопросам экономической политики Андрей Шаронов.

— Чуть более недели назад ФАС одобрила покупку ВТБ пакета акций Банка Москвы, тогда же Вы сказали, что столичные власти могут внести свой пакет в Банке Москвы в капитал Центральной топливной компании. В чем смысл этой передачи?

— Это вопрос выборной технологии. Мы выбрали технологию, не связанную с аукционом: город по-прежнему считает, что продажа банков на аукционе — это экзотика, и во всем мире это делается либо через IPO, либо через продажу стратегу, что предполагает, конечно же, переговоры по цене и по структуре сделки. Аукцион — это просто поднятие карточки с ценой, и без всяких переговоров.

В этой связи единственно возможным вариантом из существующих четырех способов, предусмотренных законом «О приватизации», явилось внесение городского пакета 47% акций в SPV, специально созданную компанию. В качестве такой специально созданной компании может выбираться любая, как вновь создаваемая, так и существующая.

— Если не на аукционе, то почему нельзя просто продать пакет стратегу путем прямой сделки? Или закон это все-таки запрещает?

— Закон этого не позволяет, поэтому и появляется эта прокладка в виде специальной компании, функцию которой в данном случае выполняет ЦТК. То есть де-юре приватизация заканчивается внесением городского пакета в уставный капитал этой компании. А де-факто дальше через эту компанию город проводит переговоры с потенциальными инвесторами и принимается решение по продаже. Фактически город принимает это решение, а затем транслирует эти деньги из компании себе в бюджет. Кстати, такая форма предполагает переговоры с любым количеством инвесторов.

— Переговоры с любым количеством инвесторов ведутся или решение фактически принято?

— Мы получили на сегодняшний день только одну твердую оферту от ВТБ, т.е. безотзывную, с фиксированной ценой. Более того, ВТБ утвердил ее уже решением совета директоров.

— Альфа-Банк безотзывную оферту с ценой не выставлял?

— Нет, ни Альфа-Банк, ни другой покупатель, похожий на Бородина, либо на кого-то другого, они тоже не выставляли такую оферту.

— Пакет городского правительства чуть меньше 50%, там есть значительные доли частных миноритариев. Соответственно, они будут поставлены перед фактом: продавать по той цене, по которой город продаст стратегу. Были ли встречи, например, с Goldman Sachs, которой принадлежит 3,88%?

— Нет, таких встреч не было. Задача города — максимизировать стоимость своего пакета, а затем это уже головная боль инвестора, который купит этот пакет. Он сделает обязательные предложения, согласно российскому корпоративному законодательству, остальным акционерам, по цене оферты.

— Цена оферты, по-моему, чуть выше рынка на данный момент. Примерно какая там премия к рынку сейчас?

— Я пока не скажу. Рынок каждый день меняется, и поэтому говорить это сложно. Но я повторяю, наша задача — получить максимально интересные условия.

— К другим темам. Сергей Собянин сказал недавно на форуме о том, что сейчас в городе проводится ревизия инвестиционных, строительных контрактов — по 50-70 в неделю. Много ли контрактов будет в действительности отменено?

— Априорно сказать это невозможно. Я возглавляю рабочую группу в рамках градостроительной земельной комиссии, которую возглавляет Сергей Собянин, и мы занимаемся именно инвестиционными контрактами, которые заключались в рамках деятельности Департамента экономической политики и развития.

Есть еще контракты, которые заключались Департаментом инвестиционной политики и строительства, где город выступал инвестором. Я работаю в жанре, где все-таки были частные инвесторы, и город получал, как правило, либо в натуре, либо монетизированную [прибыль] от этого проекта.

Всего 1304 инвестиционных контракта, которые находятся в разной стадии: от полного нуля, когда нет еще даже колышков на участке, до готового объекта с неподписанным документом о завершении инвестконтракта.

Задача ревизии состоит в том, чтобы оценить статус проекта, оценить обязательства сторон, кто кому задолжал в результате задержек, потому что есть контракты, которые были заключены в середине 90-х годов.

— Вы обнаружили непрозрачные схемы?

— Конечно. Во-первых, если говорить о жанре, жанр очень сложный. Он состоит в том, что инвестор, вступив в отношения с городом, подписав инвестиционный контракт, до его конца остается сильно зависимым от города. Поскольку большинство решений, которые он должен принимать в ходе подготовки и реализации проекта, зависит от города. И город, как мы видим, зачастую вел себя не всегда корректно.

Я не хочу это комментировать, потому что я не принимал в этом участия. Лучше инвесторов это никто не знает. Когда мы пытаемся пошагово рассмотреть ситуацию, которая привела к 3-5-летней задержке контракта, то мы видим, например, что в таком-то департаменте Х письмо заявителя пролежало 8,5 месяцев.

В чем смысл этой ревизии? В том, чтобы определить, как дальше двигаться. И в том числе, если продлевать инвестконтракт, то с санкциями или без.

Очень часто мы видим, что инвестиционный контракт предполагает создание очень большого объема, скажем, офисно-деловых, торговых площадей, но в малопригодном для этого месте, с точки зрения нагрузки на инфраструктуру — маленькие улицы, отсутствие стоянок. И если такие инвестконтракты не начаты, то мы предпочитаем их разорвать.

— Если инвестор уже понес расходы по инвестконтракту, как будет решаться этот вопрос?

— Город будет компенсировать. Естественно, что чаще всего суммы будут уточняться через суд.

— Раньше инвесторы никогда не судились с правительством Москвы.

— Я вижу много инвестконтрактов, по которым инвесторы обращались в суд.

— Но никогда не выигрывали?

— Нет. Но есть положительные судебные решения о понуждении правительства Москвы к определенным действиям.

— А есть уже конкретные примеры разорванных контрактов?

— Я адреса, конечно, не вспомню. Как правило, это касается не начатых объектов, либо объектов, находящихся на уровне котлована, когда речь не идет о сносе недостроя и т.д. Все-таки помимо всего прочего город заинтересован в том, чтобы не консервировать незавершенные объекты, а максимально быстро их достроить.

Есть ситуация, когда происходит замена стороны в договоре, и один инвестор, который несостоятелен, заменяется другим. Если это происходит на основании договора между инвесторами, то, как правило, мы настаиваем, чтобы новый инвестор был полноценным правопреемником, т.е. и по санкциям тоже, если такие есть по вине инвестора.

А есть ситуации, когда инвестор банкротится, и тогда город пытается на этот объект, который уже нельзя проигнорировать, найти инвестора. И здесь, конечно, город идет на условия нового инвестора, на каких условиях он готов прийти достроить этот проект, по которому очень часто есть обязательства перед дольщиками, если это жилье.

Это такая болезненная проблема: очень много инвестконтрактов, где квартиры уже неоднократно проданы. Это ситуация уже и социально опасная, и криминальная с точки зрения неправомерных действий инвестора.